Вообще-то, не знаю, как другие, а я в этой глуши стал чувствовать какой-то информационный голод. Нет, вот дома как было: включишь телевизор, и с экрана тебя начинают грузить по полной всякой хренью. Выскакивает какая-нибудь Трындычиха, вроде Малахова, и выдаёт пулемётную очередь слов про какой-нибудь скандал с премьером Италии, вывалив на голову несчастным телезрителям море имён, дат и цифр, которые им на фиг не нужны. Или следующий сюжет — хулиганы бьют витрины. Опять — тр-р-р-р — набор слов. Меня настойчиво хотят уверить, что эти разбитые стёкла как-то связаны с международной политикой и борьбой с произволом монополий. Или вот, не успел отец народа глубокомысленно заявить, что врагов надо мочить в сортире, как какие-то комсомольцы-добровольцы уже выволокли белоснежный унитаз чуть ли не Красную площадь и топят в нём наперегонки книжки каких-то писателей, фамилий которых я отродясь не слышал, ни до, ни после этого мероприятия. Ну в самом деле, нельзя же понимать слова вождя и учителя так буквально.
Так вот, отсутствие информации стало угнетать ещё больше, чем прежде её изобилие. Или это разновидность наркомании такая.
Как там Вилли Токарев пел: «не могу я без газеты, как ребенок без конфеты, как обжора без котлет, как военный без ракет».
Да, сначала так всё завертелось, что мне было совсем не до этого. А потом без новостей стало как-то дискомфортно. Ведь раньше, нет-нет, да и слушал эту дребедень. Надо ж знать, что в мире деется. А то будет, как писал Гудериан в своих мемуарах.
Катит генерал на танке через глухую деревеньку, навстречу бабка.
— Вы хто такие будете?
— Немцы мы, старая, немцы.
Старуха всплеснула руками.
— Это ж сколько наш царь-батюшка с вами воюит. Я ж ишшо молодая была, когда война эта только начиналась.
С этими мыслями я и заснула.
Подняли меня ни свет, ни заря, умываться, чесаться, то есть причёсываться. Нет, как я стала понимать и завидовать женщинам, что носят короткие волосы. Ну и что, что мужчинам нравится, когда они длинные? Вот пусть сами такие отрастят и помучаются. А до плеч тоже считаются длинными? Ну, тогда ещё терпимо. У меня то они вообще до пояса, или даже ниже — до… В общем — ниже. И теперь на них накинулась Лера. На мой взгляд — слишком рьяно. Так что мне ничего не оставалось, как вцепиться в табурет, на котором я сидела, мёртвой хваткой, закусить губу и мужественно… или женственно, не знаю, как правильно… терпеть эту пытку, по недоразумению именуемую расчёсыванием волос.
Потом меня нарядили в платье. Если зелёное было парадным, коричневое походным, то это тёмно-голубое…
Давай его лучше называть светло-синим, а то навевает какие-то неприятные ассоциации.
Ладно, как скажешь, пусть будет синее. Назовём его парадно-выходным.
После завтрака меня позвали в кабинет туэра Веаля. Это хозяина замка так зовут — Веаль Самдар Табаир, туэр Нового моста. Невысокий крепкий дядька, темноволосый, с проседью на висках, со щёточкой аккуратных усов. Нельзя сказать, что амбал, но и явно не хилый. И чё это он меня всё время взглядом сверлит? Местный чекист что ли?
Лаэр уже был здесь, величественно восседая в кресле. Неужели всю ночь тут торчал?
— Нэда Олиенн, как и когда вы догадались о заговоре? — сурово спросил меня властитель Восточного хребта после взаимных приветствий.
— Не понимаю вас, элгар Альронд, — удивлённо воззрилась я на него.
— Но разве не вы мне о нём сказали? — непонимающе уставился на меня старик.
А вот теперь вспомним сюжет из фильма «Адмирал Ушаков». Как там доброхоты посоветовали будущему адмиралу: ты, мол, скажи светлейшему, что это он сам всё придумал, он твои начинания мигом одобрит. Только уловка не помогла, князь Потёмкин сразу раскусил эту хитрость. Только Ушак-паша уже тогда был в высоких чинах не то капитан, не то командор. А я то — десятилетняя девчушка. «В голове ни бум-бум, малолетка, дура-дурой.» Вот и будем усиленно играть эту рольку. Согласится дедуля, что он тупее меня? Вряд ли. Впрочем, сейчас увидим.
— Что вы?! — мои голубые глаза распахнулись во всю ширь, — Это вы, элгар Альронд, уверили, что заговор никак не может быть направлен против меня.
Я испуганно уставилась на взрослых. Надеюсь, достаточно испуганно. В воздухе повисла гнетущая тишина.
— А с чего вы взяли, что он против нирта Омморского? — пришёл на помощь лаэру туэр Нового моста.
— А против кого?
Взрослые переглянулись. И что они могли мне на это сказать? Как выяснилось, очень даже много. Мессир Веаль впился в меня, как вампир. Чудом не высосал всю кровь до последней капли. Дознавателем что ли работал? Как выяснилось много позже, да, было дело.
Из ящиков стола вытащили ворох бумаг с моими показаниями, начали уточнять: что, да как. Тыкали, как котёнка носом в эту писанину. Я отбрёхивалась, как могла.
— Право слово, элгар Альронд, откуда мне знать, почему тут так написано, вы же сами говорили о происках заговорщиков.
Мне сунули очередной лист бумаги.
— Если б можно было ещё разобрать эту клинопись.
Очевидно, я сдуру брякнула это в слух. На меня тут же насел туэр Нового моста.
— Ну вот дикие племена ведь пишут чего-то на скалах, — принялась я выворачиваться. Ну не на халдеев же мне ссылаться?
— А почему клинопись?
— Ну они же свои загогулины клином вырубают или нет? Как раз, наверное, такие закорючки и получаются.
От кого узнала? Да всё у того же отца Фергюса. Ох, и появится к нему у этих зубров контрразведки море вопросов, когда они его встретят.